Волшебная лампа Алладина
Над Аграбой повисла темная роскошная ночь, расцвеченная бриллиантами мириадов звезд. Сонно забормотал во сне золотистый песок пустыни и убаюканные этим шепотом, склонили в сладкой дреме свои пышные охапки листьев роскошные пальмы. В ночной прохладе погонщик каравана завел протяжную мелодию, погоняя верблюда и зорко посматривая по сторонам - не притаились ли где дюнные разбойники. А в это самое время в простой хижине на окраине города творилось волшебство... Простой, бедный, но чистый душой юноша достал из тайника свое главное сокровище - ...

Раздался таинственный шорох, шелест, и тихое бормотание. А уже спустя минуту юноша был перенесен в удивительный мир. Он полетел над пустыней, стремительно приближаясь к незнакомому, но тоже восточному городку. Юноша был перенес назад в прошлое, во время проповеди Христа, а главным сокровищем парнишки оказалось священное писание. Перелистывая хрупкие странички древней книги, стоившей целое состояние, наш герой с горящими от волнения глазами утонул в сюжете, сулящем радость обретения высшего смысла жизни, сулящего вечную любовь и счастье.

Наверное, моим читателям хотелось бы, чтобы у парня в тайнике оказалось не "обыкновенное Евангелие", а лампа Алладина. Потер, и... Тихий шелест, легкий дымок и вот перед тобой нависает грозный полупрозрачный огненный джинн. Готов выполнять твои желания.

Но немного поразмыслив, я пришел к выводу, что нет ничего банальнее такого сюжета. Потому что именно так мы и относимся к Богу. Как к некоему Джинну, именно обязанному следить за нашей жизнью, исправлять условия обитания на нашей планете и вообще всячески опекать нас. Редко кто идет в храм, потому что тянет к Богу, потому что ты Его - любишь. Нет, увы. Нас зачастую тянет к Богу, потому что срочно понадобился Джинн! Который отчего то делает свою работу вяло, плохо и небрежно. И приходится напоминать забывчивому духу о собственном существовании.

Говорят, джинны любят восковые свечки. Что же. Приобретем их 10 штук. Поди удастся ублажить... Или мы плохо понимаем вкусы джиннов? Плохо понимаем. Раб лампы он и есть раб лампы. Рабам не положено иметь вкусы. Им положено иметь только обязанности.

Но Бог не джинн!

Разве?

Бога мы не обманем. Если к Нему мы приходим, только когда нам ЧТО-ТО (не кто-то, а что-то) нужно, мы приходим, потому что хотим исполнения некоего нашего желания. Мы Творца вселенной превращаем в раба лампы, обязанного мчаться исправлять все то, что мы накуролесили в жизни. "Бог же добрый, он обязан".

Чем раб (или даже обычный менеджер) отличается от друга? Другом интересуешься. О нем думаешь. Его воспринимаешь как цель, а не как средство. Читаешь Евангелие - думаешь о Боге, размышляешь о Его словах, Его жизни. Это как старые фотографии перебрать. Посмотришь на потертое фото - слеза капнет. А от некоторых глав Евангелия и рыдать можно.

Посещаешь храм каждую неделю - видно по тебе, что соскучился. Когда скучаешь, ну как дома усидеть, когда Он - там? Говорят, что придет на литургию. Невидимо, конечно. Но сердце екнет. Почувствует. "Пришел".

Юноша в ночной прохладе, лежа на простом деревянном лежаке, с горящими глазами вчитывается в страницы. Вот Иисус Христос восходит на гору Фавор. Берет с собой самых близких учеников. Мысль парнишки замирает. "Вот бы и мне быть среди них". Да-да. Таково, именно таково искреннее прочтение. Взгляд не ученого, не философа, не филолога, и не литературного критика. Так выглядит касание живого сердца к этому главному сюжету планеты. "Вот бы и мне туда, к ним, к апостолам". Хотя бы к краю одежды прикоснуться. Встретиться взглядом с Богом.

А мы пока заглянем под кровать...

Ведь где-то там завалялась старая медная лампа.

"Но-но, молодой человек, без грубостей, я совсем не так себе представляю Бога". Эх, если бы мы знали Бога, все наши поиски смысла жизни немедленно были бы закончены и единственное, что нас интересовало бы - отныне и навеки быть с этим Существом рядом. Наше сердце было бы взято в плен любви. Но наши просьбы к Богу выдают наши секреты - Бог для многих скорее "конституционный гарант космической справедливости".

Нас можно понять. Все мы - одна болевая точка, одна обнаженная нервная ткань, кровоточащее сердце. Мы и родных то не часто балуем нежностью. Где уж тут до Бога, которого не видим. Нам отчего-то не дано понять, что Бог - не некий очень занятый чиновник, до которого нужно докричаться. До Бога нужно "долюбиться". Да, да. Новый термин.

Некий такой младенец находит путь к сердцу матери. Он не просит игрушку. Он маму и целует, и обнимает рученками, и пишет стихи, и помогает чем может. Мамино сердце тает и все свои ресурсы взрослого человека посвящает ему - объекту своей любви. Своему маленькому сынишке. А на что способен Бог ради того, кто любит Его, кто жаждет Его, кто мечтает припасть к Его стопам?

Но на планете настал "медный век". Трем лампы. А иногда и пинаем жестяное изделие, в сердцах отправляем его под кровать. "Не работает!" Наше время отчетливо обнажило наши сердца. Бог не нужен, нужен эффективный "решала" моих проблем. А чтобы уж совсем циником не казаться, я легко смогу придать своей просьбе некий такой благочестивый минимум. Платочек надену, тепло о Боге подумаю. Так одеваются к начальнику на прием, настраивая себя на просительный тон.

А в это время...

В это время герой нашего рассказа предстает перед представителем римской власти в своем городке. Друг, оказавшийся предателем - донес, рассказал о том, что видел запрещенную римскими законами христианскую литературу. Рассказал об искренних и не очень умелых, но горячих молитвах к христианскому Богу.

Теперь у юноши простой выбор. Или не простой? Ведь откуда ему знать? Он всего лишь прочитал книгу. Да, он встречался с такими же как он сам, христианами. Но сам чудес не видел. За хитон Христа не держался, а о горе Фавор лишь мечтал. "Вот бы и мне с ними".

А орудия пыток, они очень даже реальны. Вон, лежат, поблескивают под лучами восходящего солнца. Хорошо наточены, да и взгляд у палача такой. Профессиональный и предвкушающий. Перед ним не первый и не последний. А профессиональный укол в болевой центр и любого закаленного воина доведет до поросячьего визга. Все видано много раз. Палачу давно известно, на какой стадии ломается любой.

Или не любой?

Не любой.

Этот почему то не ломается. Отдает свою кровь за Христа, и хотя черты лица искривлены мукой, все существо этого молодого человека пронизано жаждой отдать себя всего, до капли - дивному Богу. К небу как пламенный столб, восходит юная, чистая и благородная душа мученика, только что умершего за своего Создателя, и отныне и навеки - своего Друга. А мы теперь будем воспевать ему "Радуйся, Георгие. Радуйся, Димитрие. Радуйся, Евстафие. Радуйся, Прокопие". Этих славных имен не перечесть.

Они - истинно угодившие, верные сыны. И Бог теперь слушает их. Слушает, как слушает благородный отец своего благочестивого и верного сына. И мы теперь приходим в храмы и просим уже и их. "Николушка, помогли. Пантелеимон, помоги. Георгий, помоги". Помогают. Понимают нашу странную привязанность к медным лампам. Сочувственно понимают.

Да и у нас бывают просветления.

Эдакие моменты свободы, когда хочется, просто хочется прийти именно к Богу и Его святым, порадоваться о Боге, полюбоваться на Его наследников, послушать божественную тишину в себе. Прийти не зачем-то. А к кому-то. Еще и потому, что тебе радостно сказать Богу "Слава Тебе, Господи". А Богу, хочется верить, столь же радостно это слушать. И у этих отношений есть перспективы. Вечные, радостные, ликующие.

А лампы подернутся зеленцой, патиной и в итоге окажутся где-то на свалке истории.

Автор: Дмитрий Сиверс